Неточные совпадения
Если есть симпатия душ, если родственные
сердца чуют друг друга издалека, то никогда это не доказывалось так очевидно, как на симпатии Агафьи Матвеевны и Анисьи. С первого взгляда, слова и движения они поняли и оценили одна другую.
«Счастливое дитя! — думал Райский, — спит и в ученом сне своем не
чует, что подле него эта любимая им римская голова полна тьмы, а
сердце пустоты, и что одной ей бессилен он преподать „образцы древних добродетелей“!»
Он прижал ее руку к груди и чувствовал, как у него бьется
сердце,
чуя близость… чего? наивного, милого ребенка, доброй сестры или… молодой, расцветшей красоты? Он боялся, станет ли его на то, чтоб наблюдать ее, как артисту, а не отдаться, по обыкновению, легкому впечатлению?
— Видно, и вправду, касатка, — говорила она, — правду-то боров сжевал. Делают, что хотят. Матвеевна говорит: ослобонят, а я говорю: нет, говорю, касатка,
чует мое
сердце, заедят они ее, сердешную, так и вышло, — говорила она, с удовольствием слушая звук своего голоса.
Снегурочка, обманщица, живи,
Люби меня! Не призраком лежала
Снегурочка в объятиях горячих:
Тепла была; и
чуял я у
сердца,
Как
сердце в ней дрожало человечье.
Любовь и страх в ее душе боролись.
От света дня бежать она молила.
Не слушал я мольбы — и предо мною
Как вешний снег растаяла она.
Снегурочка, обманщица не ты:
Обманут я богами; это шутка
Жестокая судьбы. Но если боги
Обманщики — не стоит жить на свете!
Закрой сперва сыпучими песками
Глаза мои, доской тяжелой
сердцеУ бедненькой Купавы раздави,
Тогда бери другую. Очи видеть
Разлучницы не будут, горя злого
Ревнивое сердечко не
учует.
Снегурочка, завистница, отдай
Дружка назад!
Сердце Азелио
чуяло, верно, что я в Крутицких казармах, учась по-итальянски, читал его «La Disfida di Barletta» — роман «и не классический, и не старинный», хотя тоже скучный, — и ничего не сделал.
Он провел меня через длинную, в четыре окна, залу в гостиную и затем в небольшую столовую, где другая горничная накрывала стол для чая и тоже обрадовалась и подтвердила, что
сердце тетеньки «
чуяло».
Заметив, что матушка «затворилась», они тихонько бродили около ее спальни, и материнское
сердце,
почуяв их робкие шаги, растворялось.
Вечером поздно Серафима получила записку мужа, что он по неотложному делу должен уехать из Заполья дня на два. Это еще было в первый раз, что Галактион не зашел проститься даже с детьми. Женское
сердце почуяло какую-то неминуемую беду, и первая мысль у Серафимы была о сестре Харитине. Там Галактион, и негде ему больше быть… Дети спали. Серафима накинула шубку и пешком отправилась к полуяновской квартире. Там еще был свет, и Серафима видела в окно, что сестра сидит у лампы с Агнией. Незачем было и заходить.
Варвара — криком кричит: «Что с тобой сделали?» Квартальный принюхивается ко всем, выспрашивает, а мое
сердце чует — ох, нехорошо!
Юная мать смолкла, и только по временам какое-то тяжелое страдание, которое не могло прорваться наружу движениями или словами, выдавливало из ее глаз крупные слезы. Они просачивались сквозь густые ресницы и тихо катились по бледным, как мрамор, щекам. Быть может,
сердце матери
почуяло, что вместе с новорожденным ребенком явилось на свет темное, неисходное горе, которое нависло над колыбелью, чтобы сопровождать новую жизнь до самой могилы.
Он даже прослезился, когда Феня торопливо пошла от него и скрылась в темноте, точно
чуяло его
сердце беду.
— Я?.. Как мне не плакать, ежели у меня смертный час приближается?.. Скоро помру.
Сердце чует… А потом-то што будет? У вас, у баб, всего один грех, да и с тем вы не подсобились, а у нашего брата мужика грехов-то тьма… Вот ты пожалела меня и подошла, а я што думаю о тебе сейчас?.. Помру скоро, Аглаида, а зверь-то останется… Может, я видеть не могу тебя!..
Хоть и сердитая и на руку быстрая мать Енафа, а только Аглаида
сердцем почуяла, что она добрая.
Вскоре после того и преставился старец Асаф. Словно
чуяло его
сердце, что конец старой вере, конец старым людям пришел.
Он
сердцем чует, что цитируемый писатель — не его поля ягода, и вместе с ненавистником закипает бессознательною злобою.
«Маменька
сердцем чуяла отдаленное горе, — думал он, — там эти беспокойные порывы спали бы непробудным сном; там не было бы бурного брожения этой сложной жизни.
— А кто тебя знает, кто ты таков и откуда ты выскочил! Только
сердце мое,
сердце чуяло, все пять лет, всю интригу! А я-то сижу, дивлюсь: что за сова слепая подъехала? Нет, голубчик, плохой ты актер, хуже даже Лебядкина. Поклонись от меня графине пониже да скажи, чтобы присылала почище тебя. Наняла она тебя, говори? У ней при милости на кухне состоишь? Весь ваш обман насквозь вижу, всех вас, до одного, понимаю!
— Слушай, дядя, — сказал он, — кто тебя знает, что с тобою сегодня сталось! Только я тебя неволить не буду. Говорят,
сердце вещун. Пожалуй, твое
сердце и недаром
чует беду. Оставайся, я один пойду в Слободу.
У Арины Петровны так и захолонуло
сердце: «
Почуяла Лиса Патрикевна, что мертвечиной пахнет!» — подумалось ей; девицы тоже струсили и как-то беспомощно жались к бабушке.
Не успел Иудушка помянуть об Арине Петровне, а она уж и тут как тут; словно
чует ее
сердце, что она ответ должна дать: сама к милому сыну из могилы явилась.
А ведь
чуяло мое
сердце беду…
Вещун-сердце ее не выдержало: она
чуяла, что со мной худо, и прилетела в город вслед за дядей; дяде вдруг вздумалось пошутить над ее сантиментальностию. Увидев, что матушка въехала на двор и выходит из экипажа, он запер на крючок дверь и запел «Святый Боже». Он ей спел эту отходную, и вопль ее, который я слышал во сне, был предсмертный крик ее ко мне. Она грохнулась у двери на землю и… умерла от разрыва
сердца.
Нюшино
сердце чуяло что-то недоброе, и она потихоньку всплакнула в свою подушку.
И часто по ночам отходим мы вдвоем от ватаги, и все говорит, говорит, видя, с каким вниманием я слушал его… Да и поговорить-то ему хотелось, много на
сердце было всего, всю жизнь молчал, а тут во мне
учуял верного человека. И каждый раз кончал разговор...
— И
сердце твое не
чуяло, что ты ночевал с ней под одной кровлею?.. Она дочь боярина Кручины-Шалонского.
— Ну, так…
чуяло мое
сердце! — вскричал Алексей. — В деревне поляки?..
—
Сердце мое
чует, — перервал Алексей, — это разбойники шиши проказят! Не воротиться ли нам, боярин?
— С нами крестная сила! Ну, так…
сердце мое
чуяло… посмотри-ка, боярин!
— Словно
сердце мое
чуяло! — сказала тетушка Анна, тоскливо качая головою (это были почти первые слова ее после смерти мужа). — Тому ли учил его старик-ат… Давно ли, касатка… о-ох!.. Я и тогда говорила: на погибель на свою связался он с этим Захаром!.. Добре вот кого жаль, — заключила она, устремляя тусклые, распухшие глаза свои на ребенка, который лежал на руках Дуни.
— Царица небесная! То-то вот! Я как вино-то увидела… ох, словно
сердце мое
чуяло… не добром достали вино-то!.. Да как же это, родной?.. Ох, батюшки!
Что-то вот словно
сердце мое
чуяло, как женили мы его.
— Нет, не дождаться, знать, нам наших детушек… Где-то они теперь? О-ох,
чует мое
сердце…
Хозяева, муж и жена, народ как будто хороший, ласковый, работники тоже словно бы ничего, а только, братцы, не могу спать,
чует мое
сердце!
— Послушай меня, пане! Садись на коня, поезжай к своей пани: у меня
сердце недоброе
чует.
— Батюшки-светы! — бормотала за дверью нянька. — Бедная, несчастная твоя головушка! Ох,
чует мое
сердце,
чует!
Лыняев. Бедный друг мой!
Чует ли его
сердце, какое равнодушие ожидает его здесь!
Но
сердце чует, дон Октавьо,
Что дочь не будет счастлива за ним.
— Вот и извольте тут… — в отчаянии проговорил Флегонт Флегонтыч. — Уж
чуяло мое
сердце…
Да Историю еще какую-то нашли — вот уж подлинно ис-то-ри-я!!» Хохочет Топтыгин в берлоге, про Историю вспоминаючи, а на
сердце у него жутко:
чует он, что сам Лев Истории боится…
Царица и сестра!
По твоему, ты знаешь, настоянью,
Не без борьбы душевной, я решился
Исполнить волю земскую и царский
Приять венец. Но, раз его прияв,
Почуял я, помазанный от Бога,
Что от него ж и сила мне дана
Владыкой быть и что восторг народа
Вокруг себя недаром слышу я.
Надеждой
сердце полнится мое,
Спокойное доверие и бодрость
Вошли в него — и ими поделиться
Оно с тобою хочет!
— Да как же не весело! Как изошли из кустов да тайга-матушка над нами зашумела, — верите, точно на свет вновь народились. Таково всем радостно стало. Один только Буран идет себе впереди, голову повесил, что-то про себя бормочет. Невесело вышел старик.
Чуяло, видно, Бураново
сердце, что недалеко уйти ему.
Он радостно всматривался в прозрачную даль широкой степи; прислушивался к простому говору временных ее обитателей — чумаков, пастухов;
чуял своим
сердцем живые впечатления от веселого пения птички, и красоты весенней травки, и порывы степного ветра, и все это превосходно умел изобразить потом в своих простых, но глубоких стихах.
«А! — говорит, —
чуяло мое
сердце!..
Совсем спокоен человек был, кажись, а все чего-то страшно было; все
сердце недоброе
чуяло, вещало…» И точно, вышло недоброе.
Чует мое
сердце… не добро оно
чует!.
Марфа. Ох, недоброе
чует мое
сердце. Чего стоять-то? Не хуже как намедни с дровами ездил. Без малого половину пропил. А все я виновата.
Марфа (вносит самовар). О господи. Все нет. Не миновать — пьяный приедет.
Чует мое
сердце.